Хочу начать со следующего признания:
Я знаю, никакой моей вины
в том, что другие не пришли с войны,
в том, что они, кто старше, кто моложе,
остались там, и не о том же речь,
что я их мог, но не сумел сберечь…
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Эти совестные строки великого поэта Александра Твардовского можно было бы взять эпиграфом нашей встречи. Встречи, которая, уверен, потрясет многие души, заставит очиститься, возвыситься сердцем, испытать чувство неизбывной вины перед вами, кто в беззащитную пору детства был схвачен бесстыдно грязными лапами фашистов и их приспешников, втолкнут в продуваемые насквозь теплушки, предназначенные для перевозки скота, а потом, в лихую годину, загнан за колючую проволоку фашистских концлагерей в Майданеке, Освенциме, Дахау, Саласпилсе.
Дети подпольщиков и партизан, сызмала испытавшие недетское горе, увидевшие казнь своих родителей, вы были обречены еще на одну бесчеловечную месть – фашистский концлагерь, где брали вашу кровь, вашу кожу, где ставили на вас бесчеловечные опыты, где человек лишался права на достоинство и жизнь.
Речь не том, что и тогда вас могли сберечь… Нет, не могли. Такова горькая правда войны. И все же, все же, все же… Где были мы, весь наш мир, если так долго молчали? Почему лишь сегодня, 47 лет спустя после начала Отечественной войны, мы хотим и можем от имени государства и общества сказать вам слово «простите»?
Женщины и мужчины, братья и сестры, простите нас!
Простите нас за то, что сделанное для вас мало и невеликодушно. Простите нас за то, что вы, в юные свои годы безвинно принявшие страшные муки неимоверно горестной войны, и по сей день не признаны ее участниками – разве же вы не участвовали в ней собственными кровью, болью, страданиями?
Простите нас за то, что даже благородная попытка соединить ваши силы для воспитания новых поколений носила странно самодеятельный, любительский характер, хотя ваше место в обществе должно быть преисполнено высшего почета, уважения, поклонения.
Простите нас за то, что дети нашей страны, выросшие в мире и благоденствии, не знают поименно вас, безвинных страдальцев бедственных лет.
Простите нас за то, что слишком, увы, жестокосердны окружающие вас люди, не научившиеся сострадать чужой судьбе, но зато умеющие изощренно наносить уколы и тумаки каждому, кто попробует хотя бы намекнуть на исключительность своего поистине драматического положения.
Простите нас за то, что мы ликовали по поводу мнимых побед мирного времени, когда достойнее было бы умываться вместе с вами очищающими душу слезами и по крайней мере попробовать разрушить бюрократические стены и добиться для вас минимальных льгот.
Простите нас за четыре с лишним десятилетия слепого ожидания благ сверху, что отучило нас от элементарного человеческого умения представлять и защищать права тех, кто в этом нуждается.
Не скрою: и по сей день в нашем обществе немало людей, которых не трогают ваши судьбы. Да вы и сами, наверное, это знаете. Мне приходилось видеть бюрократические отписки, родившиеся уже в эпоху перестройки, и слышать постыдные речи должностных лиц, считающих себя прогрессистами. Они возражают против того, чтобы бывшие малолетние узники фашистских концлагерей пользовались элементарным вниманием, уважением и помощью государства и общества.
Да, это уже агония, предсмертные судороги старого мышления. Для него человеколюбие – лишь удобное и модное слово, а вовсе не поступок. Для него сострадание – книжное выражение старых эпох, а не конкретные дела каждого из нас.
Мы должны восстать из праха самоуничижения и вспомнить, что мы – люди, явившиеся на свет для того, чтобы исполнить свое человеческое предназначение – одарить мир светлыми деяниями и оставить будущим поколениям память об этих деяниях. Мы должны усовеститься, вспомнив о невыполненных долгах, и все долги отдать. И какие бы сверхобъективные причины в давнем или недавнем прошлом не затмевали суть истины, сегодня мы обязаны найти в себе гражданское мужество и твердо сказать самим себе и нашим детям: все же, все же, все же… Совесть наша не может молчать, а сердце не может биться спокойно, если рядом видим несправедливость, если сталкиваемся с неисполненностью долга.
22 июня – горький для нашей истории день. День начала войны. Давайте же помянем всех, кто погиб в ее пламени. Мужчин – наших отцов и дедов; женщин – наших матерей, а теперь уже и бабушек; стариков и старух, чьи мудрые лица останутся в наших сердцах, пока мы живы; детей – безвинных жертв фашизма, которые лишь начали жить и которые исчезли с лица земли, даже не успев как следует разглядеть ее. Помянем и малолетних узников фашистских застенков. Ведь из них уцелел только каждый десятый. И это – вы.
