НА ЧУЖБИНУ УГОНЯЛИ МАССОВО!
В августе 1990 года в партийный комитет Дятьковского хрустального завода пригласили старшего бухгалтера Г.И.Солоднёву, инженера по экспорту А.И.Титову, засыпщика шихты В.А.Карева, контролёра стекольного производства М.Н.Яшину, работницу бухгалтерии Т.Ф.Печкурову, сортировщицу Л.Е.Воскресенскую, бригадира цеха обработки М.И. Синегрибова, рабочего водокачки А.Н.Давыдова. Бывшие узники фашистских концлагерей…
О жизни и судьбе, истории их трагического пути, проблемах и страданиях их никто никогда не спрашивал. А своё нахождение в застенках концлагерей они привыкли скрывать. Всю жизнь они чувствовали свою ущербность.
Им не доверяли, подозревали, считали гражданами «другого сорта», ущемляли на работе. Невыговоренное горе всю жизнь обидой сидело внутри. И вот сегодня, впервые в жизни, на них взглянули по-новому.
Простите, что вы долгие годы не находили должной поддержки на Родине
– сказал секретарь парткома Валерий Николаевич Грибачёв. Его прощение поддержал директор завода Г.П. Торопин, председатель профкома Ю.А. Стрельников, председатель заводского совета ветеранов войны и труда Н.Д. Кузнецов, директор музея хрусталя З.А. Вовчук. Состоялся откровенный разговор. Бывшие узники рассказали о том, как они, находясь на чужой территории, в стане врага, каждую секунду испытывали чувство страха, страданий и боли, как жили в ожидании смерти.
Тяжким моментом встречи стали воспоминания о периоде оккупации родного города, о массовом угоне
в Германию советских детей. Гитлеровцы охотились за детьми и подростками с особым пристрастием. Угон на чужбину носил жестокий, откровенно бесчеловечный характер. Операция сопровождалась отторжением детей и подростков от дома, изъятием их из семьи, отрывом от близких, даже матерей, беспощадной жестокостью, невыносимыми условиями существования, приводящими к травмам, увечьям, потере сил и здоровья, обретению на всю жизнь психологической уязвимости
Из признаний в парткоме ДХЗ в августе 1990 года
– Как и когда начался массовый угон из Дятькова? Конец августа и начало сентяб-ря 1943 года. Немцы, вооружённые солдаты подходили к каждому дому – пять минут на сборы, детей, родителей, матерей,
стариков сразу же направляли на станцию, на вокзал. Там стояли вагоны-телятники. Туда грузили. Дома поджигали чуть позже.
– Мы жили на Ново-Советской. Выгнали из домов людей со всех улиц. Всех в толпу… Не в шеренгу, в толпу.
– Эшелон формировался по мере поступ-ления людей. Вагоны набивали прикладами, плотно. Отправка была днём, часов
в 11-12 дня, в сторону Брянска. А вечером, когда уже ехали, горели наши дома. Ночью – в Брянске. Стоял эшелон. Нас бомбили наши же. Нас закрыли на крюки, до утра никуда не выпускали. В 4 утра – дальше. Везли через пылающую Оршу. Привезли в Каунас. Там нас разгрузили и погнали в лагерь, есть там 4-й форт. Вот Валька Черников с нами был… Есть нечего. Ломали проволоку руками – удирали побираться. Полез с парнем со Змеёвки. Солдат увидел и дал залп. Убил фашист парня… Дальше была Польша. Освенцим. Я был в Освенциме. Трубы крематория видел. Лагерь в лагере. С нами была семья Булимовых. Бабушка, лет семидесяти и две дочки, у них – дети. Выводят на медкомиссию. Если годен – одно дело. Если не годен, то на лбу ставят печать. Бабушке поставили печать. Как сейчас помню (рисует знак ОСТ) … Краска такая, что контроль прошёл. Обе дочери всю ночь сидели, оттирали, нижнюю часть оттерли, а верхнюю повязали платком. Я видел, они всю ночь тёрли, так старались… Пудрой засыпали. Попали мы в Австрию, в Вену. Тюрьма для умалишённых, две недели там жили. Не только дятьковские, из Чернятич, Сосновки, что сожгли. С Бытоши не было. Со всех деревень, которые с партизанами связаны, буферная, защитная зона, процентов на 80 домов сожгли…
– Мы ехали третьим эшелоном где-то 6 сентября. Собрал бургомистр и объявил, мол, здесь будут бои большие, вам опасно оставаться, вы поедете туда, где нет угрозы для жизни. А вот кто не хочет – у нас есть укрытия. Многие испугались этих «укрытий», кто ближе к лесу – убегать стали. Их немцы арестовали и под охраной погнали в сторону Брянска, в Любохну…
– Мой отец, Григорий Михайлович Пучков, освобождал Брянск, отпросился у командира и приехал в Дятьково 15 сентября. Рассказывает: «Нашел в Дятькове только двух человек. Город был мёртвый».
Встреча в парткоме хрустального завода вызвала широкий общественный резонанс в городе. Узники концлагерей стали желанными гостями трудовых коллективов, редакций газет, радио и телестудий, образовательных учреждений.
Горькая правда о событиях 1942-1943 годов потрясает…
Вера Дмитриевна
Еропкина (Соловьева)
– Из своих домов нас, жителей Жуковы, Хизовки и Псури, выгнали и погнали в Улемль Калужской области. Пешком. Дети плакали, матери брали их на руки, успокаивали на ходу. Что постарше помогали взрослым, старались не быть обузой. В Улемле стали загонять в пустые дома, но мы боялись, что дома подожгут и оставались ночевать на улице… На лошадях до Жиздры, а от Жиздры до Брянска везли на крытых машинах.
Привезли на вокзал. Подогнали товарные вагоны. Куски хлеба, предназначенные для заключённых, охранники высыпали из мешков прямо на пол, как собакам. Голодные люди стали по головам друг друга кидаться за крошками хлеба, а солдаты стояли и смеялись. Закрыли вагоны. Поезд тронулся… Остановка в Новоельне. Здесь пересадка в другой эшелон. Везут в Западную Белоруссию. В Кареличах высаживают, селят в школе, прибывает много людей из Смоленской области. Их расселяют по бывшим еврейским домам. В этих домах находилось столько семей, что негде было лечь. Все дома обнесены колючей проволокой и охранялись полицаями. Началась эпидемия тифа, очень много людей умерло, особенно детей.
Записала Валерия Зайцева,
ученица 8 класса
Валентина Ивановна
Клестова (Иванова)
– Наша семья проживала в местечке Краснодубка, недалеко от хутора Ясенок Косиченского сельсовета Людиновского района бывшей Орловской области.
Каждый день родители отмечались в немецкой комендатуре. Однажды нас построили и куда-то погнали. Гнали весь световой день, загоняя на ночь в какие-нибудь развалины. На пути не было ни одного уцеле-
вшего дома, кругом всё сожжено и разграблено. Если кто-то оставался еще живой на пепелище, то немцы забирали всех в общую кучу. Пригнали нас в Жуковку, где был концлагерь. Пол-литровая кружка баланды из смеси зерна в желудке – и все это на целый день. В бараках неимоверная скученность, спертый воздух, кругом детские крики, стоны больных. За кружкой баланды нужно обязательно приходить каждому. Кто не мог вставать, тот не получал и этого. Меня, десятилетнюю девочку, мать носила на руках, так как сильно болели ноги, и я не могла ходить. За время пребывания в лагере никто ни разу не мылся, завшивленность была страшная. По истечении двух месяцев пребывания в концлагере в Жуковке, нас погнали на железнодорожную станцию…
Иван Антонович Бородий
– Помню, как вылавливали детей для отправки в Германию, а родители прятали нас на чердаках. Недалеко от нашего дома укрывались на чердаках сараев семьи евреев. Действовал приказ о расстреле тех, кто прячет евреев. Захваченных детей немцы удерживали в зданиях школ. Через две недели нас посадили в товарные вагоны, продержали там двое суток. Так было сформировано 12 вагонов.
Мария Дмитриевна
Храмогина (Маркешина)
– Когда пришли немцы, все жители деревни Псурь стали прятаться. Спасением стал лес. Люди копали землянки, чтобы выжить, но через неделю немцы нашли всех и заставили вернуться в деревню. На наших глазах сожгли дома, а самих жителей семьями пешком погнали в Улемль Калужской области. По дороге люди не выдерживали и падали замертво, а немцы не обращали на это внимания, скидывали больных и слабых людей в овраг. По дороге в Брянск погнали и нашу семью – мать, отца – инвалида, пятерых малых
детей.
Записал Никита Коршков,
ученик 3 класса
Антонина Алексеевна
Соловьёва
– Мне было 11 лет, сестрам Раисе – 5, Валентине – 9, Зине – 12, а брату Ване – 7 лет. Немцы выгнали нас из дома, а дом подожгли. Маму, Пелагею Петровну, вместе с детьми на ночь загнали в баню, а утром
погнали пешком в Брянск. Нас не кормили и не поили, посадили в товарный поезд. Рая заболела «свинкой», и все боялись, что она умрет.
Доставили нас на какой-то распределительный пункт в Белоруссии. Жили в большом бараке на полу. Всех постригли наголо. Когда голодные люди пытались просунуть руки за колючую проволоку, били плетками. От голода умерла сестра Валя…
Записала Алёна Гришкина,
ученица 3 класса
Евгения Андреевна
Ободникова
– Нас гнали по заминированному полю в сторону Большой Жуковы, сами фашисты шли сзади. Подали поезд, эшелон наполнили битком. В основном старики, женщины и маленькие дети. В пути умирали, но поезд не останавливали: трупным запахом дышали все. Ехали до Щяуляя, прибыли в Польшу. Мы попали на завод, делали солдатские котелки. Жили в холодных дощатых бараках, без окошек, без полов. Спали на нарах, без постелей. Кормили баландой. Хоронили в общих могилах, без гробов. Когда матерей угоняли на работу, дети оставались в бараках. Во время бомбёжек, а они случались часто, бедные женщины сломя голову неслись к баракам, хватали детей, не разбирая где свои, где чужие и только потом разбирали каждый своего. Потери ребятишек были огромные. Помню, как одна полячка просила маму оставить меня в Польше. На меня надели хорошую одежду и обувь, и мать сначала согласилась, но в самый последний момент перед отходом поезда в Россию мама выхватила меня из рук польской женщины и вернула меня. По дороге всю одежду и обувь пришлось поменять на еду. Приехала в Дятьково в лаптях.
Нина Васильевна
Захарова
– Мне 6 лет, брату – 4 года, а сестре всего два годика. Хорошо помню, как провожали на фронт отца. Много было мужчин, со всей деревни собирали их к сельсовету. И мы с братом ходили провожать их за деревню. Проводили отца на фронт, и в деревню вошли немцы. Мы только перед войной построили свой дом. Сени с земляным полом, а возле дома – приступочки. В нашем доме расселились трое немецких солдат. А маме было только 26 лет. Как сейчас помню, сидят они за столом у нас, едят, а мать загнала нас за печку. Сидим мы там, выглядываем, немцы на своем бормочут, мы их не понимаем. А они нам по кусочку булки дали, и мы поели. А потом они уже стали без спросу яйца брать, ловить и варить кур. Немцы зарезали нашего поросенка, а вот корову оставили. И так в каждом доме. А ночевать мы уходили к соседке, мать боялась оставаться на ночь с немцами в одном доме. У соседки было пятеро детей. Оставляли в доме одних немцев, ничего не было жалко, лишь бы дети были живы. Страшно было… Я еще как-то держалась, все-таки старшенькая, а брат и сестра очень боялись, постоянно плакали. Мать с ними не справлялась. Однажды нас погнали в деревню Улемль. Там был лагерь. Когда нас выгоняли, мама запрягла корову. Посадила нас на передок. Был у нас бычок, хороший уже. Мать говорит, что в лагере будем, так хоть зарежем, детей покормим. Только мы вышли из деревни, один немец бычка и забрал. А когда мы были в Улемле, мать сказала племянникам: «Пойдемте, хоть головы заберем, похлебку сварим». Перегнали нас в деревню Любышь, недалеко от Дятьково. Поселили в каком-то овраге, а саму деревню Любышь сожгли, хоть бы один домик оставили. Мама рассказывала, что вместе с нами было 28 пленных. Кто они такие и откуда, никто не знал. Командовали ими, как я потом узнала, финны. Потом немцы их сожгли за речкой, в домике. Прежде чем сжечь Любышь, немцы грабили эту деревню, так же, как и нашу.
Пригнали нас в Дятьково, в военкомовский сад. Это было в конце августа. Из Дятькова тех, кто был с большими детьми сажали на поезд и отправляли в Германию. Нас выгнали на большую дорогу на Брянск. С одной стороны немцы с автоматами, с другой стороны тоже немцы. Так и вели…
Пелагея Владимировна
Лукьянова (Дроздова)
– Кода началась война, мне было 14 лет. 3 сентября 1943 года немцы стали нас выгонять из города, с собой ничего брать не разрешали. Пригнали нас на вокзал, там пустые вагоны. В них грузят и увозят людей, а куда – неизвестно… И вот мы возле польской границы. Эшелонами все забито. Некоторые пути закрыты, а наш открыт. Мы спрашиваем: «Куда вас везут?». А немец-часовой, который следил за тем, чтобы люди не перебегали из одних вагонов в другие, ответил: «Видите, высокие трубы, черный дым. Вас туда…». Стояли на границе два дня. Отправили нас в лагерь в местечко Алитус, что в Литве. Там нас сортировали: один трудоспособный и двое нетрудоспособных – в один блок. Так я оказалась с сестрами в одном блоке (одна старшая сестра, другая меньше меня). Все блоки полностью забиты мирными жителями. Еще 7 блоков находились чуть поодаль, там были пленные солдаты. Каждое утро по блокам проходил комендант (в голенище – плетка) с двумя немцами и отмечал всех по списку. Если кого не хватает или кто не успел перейти из другого блока, – плёткой. Как-то гнали немцы колонну евреев, а мы стоим на обочине (ходили по подворотням – хлеб собирали). Две женщины и говорят нам: «Возьмите наших детей. Мы будем идти обратно и заберем их». Ведь их гнали к противотанковому рву, рядом стояли пулеметы. Подгоняют людей ко рву, и они валятся туда и живые, и мертвые. Привели мы этих деток в блок и стали их прятать. Посадили в мешки, завязали узлами и ложились на них, когда комендант делал обход. После освобождения этих детей усыновил русский генерал – его дети погибли во время эвакуации. Из семи блоков ко времени нашего освобождения осталось с людьми только три…
Записала Евгения Возняк,
ученица 5 «а» класса
Анна Борисовна
Волохова
– В марте 42-го карательный отряд окружил нашу деревню. Детей и стариков согнали в группу и погнали в Фошню. Мама несла на руках маленького Васю, Аннушку – старшая сестра Вера. Нельзя было отставать, плакать, просить о помощи – могли расстрелять. В Фошне всех загнали в большую церковь. С одной стороны находились лошади, а с другой разместили пленных. Все голодали. Особенно трудно было детям. Слегла старшая сестра, но болезнь спасла ее от угона в Германию. Тех, кто был посильнее, угоняли в Германию. Немецкий офицер, посмотрев на больную Веру, сказал: «Эта сдохнет и здесь». Потом заболела тихо и я. Но спасли земляки, все держались дружно и больным отдавали почти всю еду, укрывали от немцев. Очень хорошо помню те страшные дни, когда мы шли в Жуковку. Страшные потому, что дошли не все. Тех, кто не мог идти, немцы расстреливали у всех на виду и сбрасывали на обочину дороги. Наша мама еле шла. Она плакала и уговаривала нас идти из последних сил. Меня почти все время несла сестра Вера, так как я была очень слабой после болезни. Младшего брата Васю несла мама. Нам удалось выжить, дойти до Жуковки. В Жуковке всех посадили в вагоны и повезли, но никто не знал куда. Пленных довезли до Барановической области. Здесь всех поместили в концлагерь, который находился на территории Белоруссии, недалеко от деревни Любче.
Михаил Викторович
Демин
– В 1942 году предатели указали на нашу семью, нагрянули каратели и всех повезли в Германию. Но поскольку в семье было много детей, их оставили в концлагере в Белоруссии, в Барановической области, местечко Кареливичи. Потом переправили в Любчу. Мать и я с утра до вечера работали на немцев. Жили в бараке. Голодали. Младшие дети ходили и просили милостыню по деревням. Самая младшая Татьяна умерла от голода…
Записала Татьяна Волохова,
выпускница Старской СОШ
Василий Михайлович
Андрюшин
– В 1942 году немцы захватили и спалили деревню, убили и живьём сожгли очень много людей, а тех, кто остался в живых погнали сначала в Псурь, затем в Улемль, оттуда – в Брянск, а затем – поездом в Белоруссию. Везде над нами издевались, избивали мать и других пленных. Люди умирали
от голода, от непосильной работы. Но все старались держаться изо всех сил.
Записала Евгения Яшина,
ученица 4 класса
Дятьковской школы №5
Зинаида Егоровна Изотова
– Родилась я 15 мая 1936 года в деревне Чернятичи Дятьковского района. В семье пятеро детей. В конце 1941 года в деревню пришли немцы. Всех жителей, которые находились в домах или прятались в подвалах, прикладами автоматов выгнали в поле около деревни, а дома подожгли. Дети плакали. До сих пор не понимаю, зачем немцы это делали. Собрали родственников партизан, хотели расстрелять, но передумали и отправили нас пешком в Дятьково, в главный штаб оккупантов. Немецкую комендатуру называли «серый дом». На следующий день всех посадили в эшелон и отправили в Германию. Так я оказалась в концлагере в городе Каунас. Самое страшное – это голод. В лагере нам давали брюквенную баланду по черпаку. Дети были худые, как маленькие скелеты. Когда немцы проезжали мимо на машинах, то кидали конфеты. В тех детей, которые подбегали к конфетам, стреляли. Так они шутили. Наша мама не пускала нас за конфетами, поэтому мы остались живы. Когда немцы отступили, лагерь расформировали, нас с мамой распределили по разным семьям местных крестьян. Старшие дети работали на них, а мама после болезни тифом вязала и шила для всех одежду. В 1945 году, после Победы, советские солдаты собирали по литовским семьям всех русских людей и отправляли домой, на родину. Так я вернулась в родные Чернятичи.
Записала Юлия Фролова,
ученица 7 класса
Дятьковской школы №5
Анна Николаевна
Куралесова
– Родилась в 1932 году. Немцы появились в деревне в октябре 1942 года. В феврале стали жечь дома, жителей выгнали на снег раздетыми. На морозе, в снегу, мы простаивали всю ночь. Слышалась сильная стрельба. Осталось несколько домов на окраине деревни. В этих домах ютились сразу по 10 семей в каждом. Есть было нечего, на полях собирали гнилую картошку, которую называли «тошнотики», и из нее что-то готовили. Немцы издевались над людьми, многих расстреливали, особенно мужчин. Я была старшей в семье, двое из детей умерли от тифа совсем маленькими, осталось еще пятеро. В 1943 году всех жителей выгнали на луга возле Болвы и погнали в Любохну. В Бежице нас загнали в вагоны, в которых перевозили скот, и увезли в Унечу, в лагерь с колючей проволокой. Спали на земле, грязные, больные, голодные. Многие не выдерживали, умирали.
Записала Надежда Хохлова,
ученица 2 класса
Дятьковской школы №5
Алла Сергеевна
Сафронова
– Я родилась перед войной в счастливой семье. Родители работали на Дятьковском хрустальном заводе. Отец ушёл на фронт и вскоре погиб. В рядах Красной Армии сражались с фашистами многие родственники. Нашу семью – брата семи лет и маму со мной на руках каратели арестовали и увезли в Литву, в город Алитус. Но нам повезло. Мы оказались в местечке (хутор) Жижморы. Чудесная добрая хозяйка пани Зося помогала всем чем могла: продуктами, лечением. Пани Зося тоже пережила беду, ее два сына Антук и Витук воевали друг против друга. Один на стороне немцев, а другой – за Красную Армию…
Записала Дарья Кудрявцева,
ученица 4 класса
Дятьковсокй школы №5
