НАШ НЮРНБЕРГ 1-4
Документ 1
Фотография из книги Г.А.Шепелева «Война и оккупация. Неизвестные фотографии солдат Вермахта с захваченной территории СССР и советско-германского фронта».
Книга содержит 140 фотографий, позволяющих представить ключевые мотивы и способы взаимодействий солдат вермахта с населением оккупированных территорий. Снимки, отобранные историком, посвящены широкому кругу сюжетов: от истребительной политики оккупантов до повседневной жизни германских вояк, не стесняющихся в позировании себя на фоне разрушенных городов, сгоревших и только что подожжённых деревень, еврейских гетто и лагерей военнопленных. Фиксация собственных преступлений – одна из основных тем фотоальбома.
Надпись на фотографии под №127 («Немецкая культура в Коренево. 1942») позволила установить подробности и места казни, а также личность казненного.
Коренево – это оккупированный в 1942 году посёлок городского типа, административный центр Кореневского района Курской области. Первое упоминание относится к 1625 году. Прежнее название: «Имение Ухтомского». Первую оккупацию жители Коренево пережили летом 1918 года, когда немцы и гайдамаки заняли Коренево. Но уже 17 ноября в посёлке была установлена советская власть.
Валентин Иванович Крохин Великую Отечественную войну встретил подростком. Его отец, Иван Дмитриевич, комиссар партизанской группы, был схвачен и казнен на глазах у четырнадцатилетнего сына, который поклялся отомстить за отца. Юный партизан много раз ходил в разведку. В конце февраля 42-го был схвачен и повешен немецкими захватчиками. Свидетельства местных жителей, собранные Чрезвычайной комиссией по расследованию преступлений оккупантов, содержат фамилии местных полицейских, участвовавших в поимке Вали Крохина и его казни. Упоминается, что при этом присутствовал «один немец» (вероятно он и стал автором снимка).
Справка «Судьбы».
В посёлке Коренево стоит памятник Валентину Крохину, одна из улиц названа его именем.
Документ 2
11 МАЯ 1943 ГОДА НА ОККУПИРОВАННОЙ ТЕРРИТОРИИ БРЯНСКОЙ ОБЛАСТИ ФАШИСТЫ НАЧАЛИ КАРАТЕЛЬНУЮ ОПЕРАЦИЮ «ЦЫГАНСКИЙ БАРОН».
Центром её проведения стал Дятьковский партизанский край – зона активного партизанского движения на территории РСФСР в годы Великой Отечественной войны. Дятьковский район стал полностью советским на оккупированной врагом территории. 14 февраля 1942 года партизаны восстановили советскую власть в городе и взяли под контроль стратегически важные магистрали московского направления – железную дорогу Брянск – Вязьма и шоссейные дороги Брянск – Людиново, Брянск – Жиздра, Людиново – Жиздра.
Карательная экспедиция вермахта проводилась силами 339-й пехотной дивизии и 2-й запасной пехотной дивизии, отозванными с фронта. Операция
«Цыганский барон» началась 6 июня 1942 года в 2-00 час. Командование партизанскими отрядами, учитывая огромный перевес войск противника, приняло решение не вести боев в г. Дятьково и крупных населенных пунктах, а организовать военные операции на подступах к ним. После ожесточенных боев практически по всему периметру Дятьковского района партизанские отряды хотя и были вынуждены оставить г. Дятьково и уйти в леса на заранее подготовленные позиции, но в ходе боев народные мстители нанесли противнику большие потери. В период наступления немцев на южном фронте, партизаны развернули оживленную диверсионную деятельность на коммуникациях противника, затрудняя ему подвоз резервов, техники и грузов к фронту, оттягивая войска на охрану коммуникаций, что обеспечило успех наступательной операции
войск Брянского фронта (командующий – генерал армии М. М. Попов). Разгромив пехотные дивизии немцев, 17 сентября 1943 года наши войска освободили один из крупнейших районов партизанской борьбы – брянские леса. Многие партизаны, выйдя из лесов, влились в ряды Красной Армии.
Операция «Цыганский барон» проводилась гитлеровцами с особой жестокостью. По малейшему подозрению в связи с партизанами жителей оккупированной территории фашисты расстреливали, вешали, сжигали, закапывали в землю живыми. Не щадили даже детей… Ущерб, нанесённый оккупацией экономике Дятькова и района был огромен. Разрушен знаменитый хрустальный завод. Из 1884 довоенных зданий в городе уцелело лишь 690. Из 17 000 жителей в Дятькове осталось лишь несколько человек. В Германию оккупантами угнано 19 848 мирных жителей Дятьковского района. Это были старики, женщины, подростки, дети…
Из дятьковчан, переживших угон в Германию, на 1990 год уцелело всего 1340 человек. В том числе: жителей города Дятьково – 770; посёлков: Фокино – 270; Старь – 54; Ивот – 68; Бытошь – 48; Любохна – 65; Сельсоветов – 65.
Документ 3
Теплым весенним днем 1945 года в Киев пришел эшелон, в нем пятьсот с лишним детей-узников гитлеровских концлагерей. Разрушенный фашистами, начавший оправляться от тяжелых ран, город раскрыл им свои объятия. Через день второй поезд прибыл в Москву. Ребята разъехались по уцелевшим детдомам Подмосковья, Рязанской, Новгородской, Курской, Саратовской областей. Где сейчас пассажиры этих давних поездов из ночи? Что с ними и как сложились их судьбы? Поиск бывших малолетних узников гитлеровских концлагерей, начатый вот уже более полувека назад заслуженным журналистом Украины В.В.Литвиновым, продолжают Международный союз, его национальные объединения, газета «Судьба». Собраны тысячи писем, анкет и учётных карточек людей, прошедших ад за колючей проволокой в Освенциме, Бухенвальде, Майданеке, Равенсбрюке, Саласпилсе, Алитусе…
Публикуем отрывки из писем тех, кто в детском возрасте попал на конвейер гитлеровских фабрик смерти и чудом остался жив.
Малаховская-Воробьева А.А., 1937 г.р. – бывшая узница Освенцима /номер татуировки 61820/, освобождена в лагере Константынув-Тухинген:
«Родилась в Витебске. Отец работал инженером на строительстве шоссейных дорог. Сколько было радости, приятных забот, всевозможных планов! Когда началась война, отец отвез нас, то есть маму, старшую сестру и меня к своей матери, которая жила неподалеку от Витебска в деревне Буево, а сам добровольцем ушел на фронт. Больше мы его не видели. Отец погиб. В Буево мы жили до лета 1943. Окружив Буево, каратели схватили всех его жителей, в том числе маму, бабушку, сестру и меня. Мы оказались в созданном на территории бывшего Пятого железнодорожного полка – западная окраина Витебска – концлагере. Оттуда вместе с другими семьями партизан и фронтовиков попали в Освенцим»
Клюев И.Л., 1938 г.р. – бывший узник Майданека, освобожден в лагере Константынув-Тухинген:
«Мы были вынуждены скрываться в лесах, на болотах, в других труднодоступных местах. И всё-таки нас обнаружили. Во время крупной карательной экспедиции гитлеровцы схватили жителей моей родной деревни Задобрые и некоторых соседних деревень. Всех погнали на Сураж. Там к нам присоединили еще несколько групп женщин, детей, стариков. Через день мы были уже в Витебске, а через месяц – в Майданеке… Из пяти членов нашей семьи в живых остались только двое: старший брат и я. Погибли отец и мать. Не стало и брата-близнеца Васи. Его сожгли вместе с матерью в Майданеке, в крематории…»
Харюк М.В., 1936 г.р. – бывший узник Саласпилса, освобожден в лагере Константынув-Тухинген:
«…Вечером членов нашей семьи вместе с другими жителями деревни Липовка Верхнедвинского района загнали в сарай, который затем подожгли. Там погибли мать Ефросинья Васильевна, бабушка Степанида Казимировна, тринадцатилетний брат Антон, восьмилетняя сестренка Мария. Меня же, находившегося в тот день в деревне Леонполь и по чистой случайности избежавшего участи родных и близких, отправили в концлагерь Саласпилс, недалеко от Риги».
Чернышев В.В.. 1931 г.р. – бывший узник фашистских лагерей Освенцим /номер татуировки 149727/ и Потулице:
«В июле сорок первого, потеряв в Витебске крышу над головой и все нажитое, мы с матерью перебрались к родственникам в близлежащую деревню Горькаво. Мы голодали, но закапывали хлеб в землю – про запас. Сбереженный хлеб пригодился – помог партизанам выжить».
Матук-Кравцова Л.И., 1931 г.р., угнана в Германию из Витебска:
«Семью нашу схватили в Голубовском лесу. Из пересыльного лагеря отправили в Саласпилс. Там, под Ригой, я находилась вместе с матерью Лидией Игнатьевной, младшими сёстрами Марией и Верой. В лагере встречала многих земляков. Впечатление было такое, будто весь мир попал за колючую проволоку».
Федорова-Сашнева Н.П., 1939 г.р. – уроженка деревни Ходорово под Витебском:
«Вокзал. Железнодорожная платформа. Нас заталкивают в вагоны. Стоит невообразимый крик. Плачут женщины, дети. Просят о помощи старики. Ругаются охранники. Больше всего на свете я боюсь потерять маму. Но она крепко держит меня за руку. Разлучат нас позже. Уже в Освенциме. Разлучат навсегда».
Тетерев А.П., 1930 г.р. – деревня Мыза Псковской области:
«…Заболевшую четырехлетнюю сестренку Галю перевели в так называемый больничный блок. Там ее умертвили. А через несколько дней не стало и нашей матери Ирины Ефимовны. Из шести человек нашей семьи война забрала четверых».
Воропаева-Кохина Н.А., 1924 г.р., номер татуировки 66027, родом из Витебска:
«В Майданеке нас не приняли , эшелон отправили дальше. Так мы попали в Освенцим».
Щукаев И.Н., 1927 г.р.. номер татуировки 158703, из Риги:
«Перед баней всех нас, детей, остригли. Мы стали похожи друг на друга, как овечки. Какая-то безволосая женщина, приблизи-вшись к нам, протянула руки. Мы – от неё. Кто такая? Оказалось: мать. Узнали её по голосу».
Плотоненко-Болдина А. К., 1932 г.р., номер татуировки 61622, из Витебска:
«Барак, к которому нас подвели, был занят еврейскими детьми и женщинами. Тут же последовала команда: «Новенькие – в баню!» Пока мы купались, барак успели очистить, то есть его обитателей успели сжечь в крематории».
Резвицкая Х.И., 1913 г.р., номер татуировки 70129, из Витебской области:
«Чтобы не было менструаций, женщинам и девочкам-подросткам делали уколы. Уколы были очень болезненными».
Жиглинская Е.С.
«Детям-донорам иногда давали молоко. Получала его и я. Получала, но не пила. Молоко отнимала родственница – девочка значительно старше и сильнее меня. Говорила, что хочет выжить».
Симанович М.И., 1934 г.р., до войны жила в Освее, ныне – Днепродзержинск:
«В Саласпилсе я потеряла братьев Антона и Феликса, сестер Веру и Нину. Старшему из них было десять лет, младшей – год. Антона, Феликса, Веру и Нину использовали в качестве доноров. Кровь у каждого брали по четыре-пять раз. После Саласпилса мы с мамой попали в Майданек».
Морозов П.Д., 1936 г.р., номер татуировки 149759, из Витебской области:
«… Потом на высоте одного метра натянули верёвку и заставили нас прыгать через нее. Так в Освенциме определяли физические возможности детей. Перепрыгнешь – тебя отправят в барак №7, где будешь жить до следующей проверки. Не перепрыгнешь — попадешь в баню. Что называли фашисты баней, не являлось для нас секретом. Мы знали, что там загазовывают людей… Я – перепрыгнул».
Рыбакова-Башкова Л.Д., 1928 г.р., номер татуировки 69234, из Витебска:
«5 мая 1944 года из Освенцима вывозили много детей-узников – 1222 человека. Эта цифра фигурировала в разговорах взрослых. Вот почему я запомнила».
«Судьба» №1, 1993.
По страницам книги заслуженного журналиста Украины
В.Литвинова «ПОЕЗД ИЗ НОЧИ»
(Киев. Издательство ЦК ЛКСМУ «Молодь». 1989)
Документ 4
Одиннадцатилетним мальчиком вместе с двоюродным пятилетним братом я был отправлен в начале июня 1941 года на лето к бабушке в д. Нечаено Старорусского района Новгородской области, где и застала нас война.
Вернуться в Ленинград не смогли, т. к. нашим матерям за нами было не приехать. Деревня наша сгорела, и жить нам пришлось как придется. Бабушка умерла в марте 1942 года, и мы остались одни, все заботы о нашем существовании легли на меня. Осенью 1942 года в деревню приехали солдаты полевой жандармерии и нас вместе с жителями деревни посадили в грузовые а/машины и привезли на железнодорожную станцию Тулебея, где нас погрузили в железнодорожные вагоны. После довольно долгого времени эшелон прибыл в литовский г. Тельшай, где нас выгрузили на платформу, и немецкая охрана продавала нас литовцам. Всех раскупили довольно быстро, только мы с братом были никому не нужны. На наше счастье к платформе подъехал на повозке старый литовец, переговорив с охранниками, забрал нас с собой. Так началась наша жизнь в Литве, в Гельшайском районе, п/о Вешвенай, деревня Рудопяй, в семье Урваниса Ионаса. Я довольно быстро научился свободно разговаривать и понимать по-литовски. В хозяйстве выполнял различные работы по уходу за скотом и др. С братом виделся редко.
В сентябре 1944 г. я написал письмо в Ленинград узнать о наших матерях, а через месяц получил ответ, в котором сообщалось, что наши мамы ждали нашего скорейшего возвращения домой. Так в октябре 1944 г. мы с братом вернулись в Ленинград. Не пишу, что это стоило. Брат русский язык забыл совсем, и мне приходилось быть переводчиком, и только через несколько месяцев он начал понимать и разговаривать на русском. У нас с братом убедительная просьба: напечатайте в газете «Судьба» хотя бы выдержки из этого письма, а газету с этой заметкой вышлите мне. Мы, бывшие дети войны – сегодня инвалиды, очень нуждаемся в помощи и защите. На наши просьбы в Управлении ФСК г. Старая Русса и г. Новгород, а также г. Каунаса подтвердить факт нашего угона в Литву – никто не ответил.
Всех раскупили довольно быстро…
В. ТЕРЕШЕНКОВ.
Санкт-Петербург
«Судьба» № 15, 1995.
