Республика Беларусь: формирование у новых поколений ценностей и ориентиров неприятия
Выступление председателя общественного объединения
«Белорусская ассоциация бывших несовершеннолетних
узников фашизма» Н.А.ЛЫЧ
22 июня — это священная дата для всех нас, день начала Великой Отечественной войны.
В этой жестокой войне родилось понятие «дети-узники», навечно оставив в сердцах миллионов образ безвинного ребенка с полными ужаса глазами, оторванного от родителей, помещенного за колючую проволоку.
Быстрое, стремительное продвижение гитлеровцев на восток в первую неделю войны, казалось, предвещало легкую победу, осуществление бесноватых планов Гитлера. Фашистам уже мерещилось, что Москва покорится, как и ставшие уже на колени столицы государств Западной Европы. И они с маниакальным наслаждением торопились выполнить изданный Гитлером за пять дней до нападения на Советский Союз приказ, в котором утверждалось право немецких солдат грабить советское население и истреблять его. Офицерам фашистской армии вменялось в обязанность уничтожать советских людей по своему усмотрению, им разрешалось сжигать деревни и города, угонять советских граждан на каторжные работы в Германию. За день до нападения на СССР этот приказ был доведен до рядового состава немецкой армии. Вот строки из этого приказа: «У тебя нет сердца, нервов, на войне они не нужны. Уничтожай в себе жалость и сочувствие — убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик — убивай, убивай, убивай — этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семье и прославишь на веки», — говорилось в обращении немецко-фашистского командования.
И солдаты старались вовсю. Уже в первые дни войны фашистские вояки описывали в письмах домой свои «подвиги»: «По дороге от Мира (поселок) до Столбцов (райцентр Брестской области) мы разговариваем с населением языком пулеметов. Крики, стоны, кровь, слезы и много трупов. Никакого сострадания мы не ощущаем. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки. Хочется стрелять из пистолета по толпе. Надеюсь, что скоро сюда придут отряды СС и сделают то, что не успели сделать мы».
Другой фашист, обер-ефрейтор, писал: «Мы бросаем ручные гранаты в жилые дома. Дома очень быстро горят. Огонь перебрасывается на другие избы. Красивое зрелище. Люди плачут, а мы смеемся над слезами», — откровенное признание и яркая характеристика фашистских молодчиков.
Реализуя намеченные планы зверских акций, нацисты в Беларуси уничтожили 2,5 миллиона человек, из них 800 тысяч евреев, свыше 400 тысяч, в том числе 33 тысячи детей, было угнано в рабство в Германию, погиб каждый третий житель республики. Напоминание о каждом погибшем воплощено в образе берез в мемориальном комплексе Хатынь.
Быть последними живыми свидетелями бесчеловечной трагедии народов в войне 1941-1945 годов выпало на долю бывших узников фашистской неволи, тем, кто пережил колючую проволоку фашистских концлагерей, тюрьмы, гетто, рабский труд принудительных лагерей.
Это нелегкая роль…
О минувшей войне написано и сказано немало. Однако есть существенные различия в том, как рассказывают о ней ветераны, и что помним мы. Люди, пережившие войну в зрелом возрасте, невольно сопоставляют факты собственной биографии с прочитанным и услышанным позднее. Мы же запомнили войну такой, как воспринимали ее детьми.
Мы можем ошибиться в той или иной дате, неверно назвать чье-то имя или селение, но в нашей памяти точно, как на фотопленке, запечатлен и пылающий родной дом, и поезд, уносящий в чужие края, и колючая проволока вокруг нового жилья, и нестерпимый голод, судорогой сжимающий все внутри. Мы знаем, что останется после бомбежки, от людей — после обстрела, как грохочут танки и чадят трубы крематория. Мы не забыли ни предательства земляков, выдавших гитлеровцам семьи фронтовиков и коммунистов, ни доброты других сограждан, деливших с нами кров и последний кусок хлеба. В нашей памяти живет множество разнообразных картин. Искаженное злобой лицо надсмотрщика, стегающего тебя плеткой, и участливый взгляд врача, склонившегося в ревире над твоей кроватью. Пьяные физиономии полицейских, встретивших дубинками в лагере. Руки немецких женщин, протягивающие сквозь ограду хлеб, и мощные лапы овчарки, сваливающие наземь…
Мы не забыли ни единой крупицы добра и человеческого участия, встретившегося на нашем пути. Но мы не в силах забыть и того ужаса, страха и унижений, которые нам довелось испытать. Нам не давали об этом забыть ни разу после Победы, ни многие годы спустя.
Уже сама жизнь в оккупации низводила советского человека в разряд лиц, не заслуживающих доверия. Пребывание же в фашистском плену делало изгоем каждого: будь то трехлетний ребенок или дитя, родившееся в неволе. Нас не принимали в вузы, партию и комсомол; не допускали к продвижению по службе, к престижным профессиям и ответственным должностям. Долгие годы мы считались неблагонадежными, людьми второго сорта, хотя ничем не провинились перед отчизной.
Не желая вызвать чью-то жалость или причинить кому-то боль, но сознавая себя последними свидетелями той войны, мы хотим, чтобы люди знали о ней правду. Ведь тогда они сделают все от них зависящее, чтобы не дать ей повториться.
Расскажу одну историю. В сентябре 2004 года в поселке городского типа Шумилино, что на Витебщине, хоронили старушку, каких много и часто хоронят на Руси. Похороны ее были тихими и малолюдными. Бывшая местная библиотекарша, она в последние годы жила и неприметно и одиноко. Мужа у нее не было, детей тоже. Да и из родни мало кто остался…
Несколько человек, которые провожали ее в последний путь, бросили на обтянутую дешевой тканью крышку соснового гроба по горсти земли.
— Великая мученица… — обронил кто-то, отходя от могилы. — Хоть бы кто из начальства приехал. Шумилинская земля навсегда приняла ее, перенесшую немыслимые муки Второй мировой войны.
Женщину знали как Зинаиду Васильевну Лишакову. Ее истерзали ребенком. От мук и страданий, причиненных войной, она должна была давно умереть, сгореть, превратиться в черный дым крематория, в костную муку, в брикетик мыла, которые фашисты массово производили в концлагерях из человеческих останков. Она должна была исчезнуть еще в 1943-м, в 1944-м, в 1945-м… Но она выжила! Гитлеровцы мучили ее, одну из многих витебчанок… Впрочем, расскажу подробнее.
Власти вспомнили о ней лишь единожды — в советские времена, в 1985-м. В тогдашней Федеративной Республике Германии набирала обороты очередная антисоветская истерия. Хваленая западная демократия сквозь пальцы смотрела на вылазки неонацистов, проводила всевозможные акции по защите избежавших возмездия одиозных палачей гитлеровского режима.
В очередной раз всплыло имя доктора Менгеле. К 1985-му году Йозеф Менгеле уже во всем мире именовали не иначе как «Доктор ужас», «Доктор смерть», «Ангел смерти», «Посланец сатаны» или даже «Сам дьявол». Этот «наследник Гиппократа», набрасывающий на черную форму белый халат, проводил изуверские опыты на заключенных в концентрационном лагере Освенцим. Его имя стало символом всего самого чудовищного, что было в нацистской Германии. «Посланца сатаны » искали и, как водилось в те времена «великого противостояния», не находили. Сын этого палача, к середине 80-х сорокалетний, Рольф Менгеле не постеснялся выступить с газетными публикациями о «бесконечных добродетелях» своего отца и о том, как тот жил в последние годы.
Советскому правительству требовался ответный ход. Тогда-то и вспомнили об одной из подопытных пациенток врача — эсэсовца Йозефе Менгеле — Зинаиде Лишаковой. Она уже не первый год писала воспоминания о месяцах, проведенных в освенцимской «клинике», которой заведовал «Доктор ужас». В июне 1985-го появилось ее открытое письмо к гражданину ФРГ Рольфу Менгеле — сыну освенцимского палача. Обращение мученицы было распространено агентством печати «Новости» среди советских и зарубежных средств массовой информации.
Вот его текст:
«Господин Менгеле, только что вы выступили в печати с рассказом о послевоенной жизни вашего отца Йозефа Менгеле. Вы опечалены тем, что долгие годы он жил в плохих условиях. Я не уверена в справедливости этих слов, так же как не уверена в том, что ваш отец умер. Но я хотела бы рассказать вам одну историю из почти 400 тысяч, к которым причастен ваш отец. Я делаю это не для того, чтобы обвинить вас. Вы – юрист, и лучше меня знаете, что дети не несут ответственности за поступки своих родителей. И все-таки послушайте.
Вы родились в 1944-м. За год до этого я, Зинаида Лишакова, попала в концлагерь Освенцим. Нас построили. Появился молодой человек на вид чуть старше тридцати лет, в строгом черном костюме, он молча указывал пальцем на узников, и в списки заносили их лагерный номер. Вечером этих людей уже не было в живых. Увидев меня, ваш отец на мгновение задержался и сказал: «По-моему, эта мышка довольно сильная…» Так я попала в барак 25.
Нас положили на нары, облитые какой-то вонючей жидкостью. Не помните, отец не рассказывал вам, что это была за жидкость? К утру на коже у нас открылись раны. Мышечная ткань стала распадаться. Боль была невыносимой.
Потом тех, кто еще мог передвигаться, заставили перейти в правую часть барака, где стояла ванна с раствором молочного цвета. Ваш отец появился, как привидение: в скафандре, глаза спрятаны за очками. Нас бросили в эту ванну, и… многие начали умолять, чтобы их отправили в печь. Другие от боли потеряли рассудок. После шестой «ванны» у меня зарубцевались раны на теле.
Я стала одной из самых любимых пациенток вашего отца. Он очень гордился достигнутым результатом и часто демонстрировал мое тело перед разными комиссиями. Кожа у меня стала мертвой, безобразного серого цвета…
О, я хорошо помню вашего отца. Я хотела бы забыть его, но, увы, никогда не смогу сделать этого. Шатен, выше среднего роста, спортивная фигура, стремительная походка, такие же быстрые светло-серые глаза.
Он все делал очень быстро. Не дожидаясь смерти своих «подопечных», он живьем анатомировал их, стараясь как можно скорее определить причину постигшей его неудачи. Боже, как кричали эти люди! Я видела палаты с горбунами и близнецами, над которыми ваш отец производил чудовищные опыты…
Мне удалось выжить. Я вернулась домой. И дома не досчиталась 28 человек из своей большой родни. Их унесла война.
Мама, увидев мое тело, упала как подкошенная. Ее парализовало. Двадцать один год пролежала она без движения, каждый день проклиная вашего отца. Перед смертью она сказала мне: «Бога нет, раз этот человек все еще жив и не предстал перед судом».
Не предстал перед судом… Да, я живу. Но у меня нет семьи, нет детей, и кожа моя осталась такой же, какой ее сделал палач Освенцима Йозеф Менгеле.
Если вы прочтете это письмо, то вспомните: рассказанная выше история — лишь одна из 400 тысяч историй из загубленных и искалеченных жизнях, ответственность за которые несет ваш отец. Несет и всегда будет нести».
Все годы после войны Зинаида Лишакова собирала материалы по делу своего истязателя. Часто возмущалась беспомощностью полиции в иных странах. Она не верила, что Менгеле — невидимка. Она узнала бы «Ангела смерти» из тысячи подобных палачей. И была бы главной свидетельницей на его процессе. И другие, кому посчастливилось остаться в живых после опытов, узнали бы. Да, он был «добрым». Перед началом эксперимента мог угостить ребенка шоколадкой… пошутить, успокоить: «Ну, все будет хорошо… А теперь давай искупаемся». И окунал в ванну с убийственным «снадобьем».
Каждый раз, когда Зинаида Васильевна ехала в Освенцим, она срезала в своем саду все цветы и везла их на встречу с бывшими узниками. Ее 25-й барак сохранился, но в него она никогда не заглядывала. Ей всегда казалось, что в темном и длинном коридоре из тайной двери выйдет человек в скафандре и вновь укажет на нее пальцем: «Эту — в раствор!»
Да, она была сильной девочкой. Ее убивали и так, и эдак, а она выжила! Да еще и вернулась на родную Витебщину.
Это лишь одна судьба из 22000 судеб людей, проживающих ныне в Беларуси, переживших концлагерное детство, свидетелей самой зловещей, неподдающейся никакому моральному и юридическому оправданию страниц Великой Отечественной войны — преступлений фашистской Германии против детей и детства. Более двух миллионов детских жизней прерванных в местах заключения, — результат преступлений фашистов.
… Быть может, о жестокой правде военной поры кто-нибудь не решается сказать еще и сегодня? Быть может, и живет она в нем до сих пор, молча?..
Война — это не только убитые и раненые. Это и украденное детство, и вечный страх тех, кто провел свои юные годы в плену и рабстве, в концлагерях.
Дети и война — два несовместимых понятия. Дети — это продолжение жизни на планете Земля! Война — это то, что отнимает Жизнь.
Солнце — теплое и ласковое, нежное и холодное — вошло в его жизнь с раннего детства. «Я считал его живым, любил его, как живое, и моей детской тоске не было конца, когда в какие-то дни оно не появлялось. Я играл с его лучами, ловил солнечных зайчиков и не мог оторвать глаз от цветных радуг, которые солнце рисовало на стене. Солнце давало мне первые уроки искусства», — вспоминал заслуженный архитектор Беларуси, лауреат Ленинской и государственных премий, академик Международной академии архитектуры Леонид Левин.
Выдающимся архитектором создан мемориальный комплекс «Хатынь». В 1992 году отмечалось 50-летие уничтожения минского гетто. В полный голос звучит тема «Яма»; 2004 год — памятный знак евреям, расстрелянным в г.п. Городея; памятники в Минске, Ушачах, Слуцке, Молодечно, Давид-городке, Любини и многие другие. Прошли годы, а трагедия Хатыни так и осталась в сердцах людей. Он не мог пройти мимо горя, которое пережило человечество в годы разгула нацизма.
Детям, которые прошли ад, Леонид Менделевич посвятил мемориальный комплекс в деревне Красный Берег Гомельской области. Более двух тысяч девочек и мальчиков в возрасте от 8 до 14 лет были уничтожены в донорском концентрационном лагере. Народ назвал это место «Детская Хатынь». Нелюди забирали здесь у детей кровь для спасения раненых солдат и офицеров вермахта.
Дети и война… Единственный в Европе и мире мемориальный комплекс, созданный в память о погибших детях, находится на окраине яблоневого сада у деревни Красный Берег Жлобинского района Гомельской области. 28 июня — 7 лет со дня открытия памятника-мемориала.
Три ступеньки, ведущие на площадь Раздумья, — символ трехлетней оккупации Беларуси и трехлетнего существования концлагеря для детей. Маленькие узники были исключительно славянской национальности в возрасте от 8 до 14 лет, с 1-й группой крови и положительным резусом.
Две ступеньки ведут к черному траурному лучу, в начале которого нас встречает тоненькая фигура девочки: из почти двух тысяч погибших детей — более 1200 девочек. Ручки тянутся вверх, к Богу. Она — это все погибшие дети этой земли.
Убита часть Беларуси — часть мира.
Мертвый класс и красный разлом — символ прерванных детских жизней, чистых душ, которые просто хотели жить и быть счастливыми. Одиноко стоящие парты, за которые никогда не сядут ученики, класс, в котором не будут слышны детские голоса… Учительский стол, на котором начертано: «Война не обошла это место…» На классной черной доске аккуратным детским почерком написано письмо 15-летней Кати Сусаниной, находившейся в рабстве у немецкого генерала. » …Завещаю, папа, отомсти за маму и меня. Мое сердце верит — письмо дойдет. Твоя дочь Катя Сусанина. 12 марта 1943 года». Письмо было найдено в печной трубе в 1944 году, и одно из двух с половиной тысяч писем — на Нюрнбергском процессе проходило как свидетельство злодеяний фашизма в Беларуси.
С обратной стороны классной доски, на обороте прощального письма Кати — сломанная, искалеченная карта республики, на которой обозначены — шестнадцать детских концентрационных лагерей медленной смерти, пять из которых донорские.
Кораблик надежды на площади Солнца. На нем — 171 имя освобожденных детей, подготовленных к отправке для забора крови. Детишки выходили из накопителя и называли свои имена, которые затем разместили на паруснике.
В конце площади Солнца — 24 рисунка-мольберта. Художник Сергей Катков находил в разрушенном Минске детей, умеющих рисовать. После его смерти, дочь Светлана Каткова, подняла рисунки в акварелях. Есть в этой экспозиции и творение создателя мемориала Леонида Левина, которому в то время было 11 лет.
За полгода до открытия памятника в Жлобинском доме-интернате объявили конкурс на лучшую лепку, отобрали 4 работы, отлили их в металле. Мемориал создан с участием детей в память о погибших детях.
Сейчас на площади Солнца чествуют ветеранов, а молодые воины принимают присягу.
За годы Великой Отечественной войны на территории Беларуси создано 260 мест принудительного содержания: в их числе такие зловещие, как Тростенец, 5-й железнодорожный полк, Озаричи, Лупалово, Колдычево, Лесная, Скобровка, Красный Берег: тюрьмы, гетто, шталаги. Уничтожено 2,5 миллиона человек, из них 800 тысяч евреев, свыше 400 тысяч было угнано в рабство, в том числе 33 тысячи детей.
В нашей республике делается все для сохранения бессмертия подвига советского народа в Великой Отечественной войне и её истории. Ведь сегодня дико становится от того, что на улицах иных европейских городов спокойно устраивают праздничные шествия в честь нацистских легионеров.
Великий публицист Илья Эренбург, последовательный борец с нацизмом и фашизмом, в конце жизни сказал: «Среди пятидесяти миллионов жертв Второй мировой войны нет одной — фашизма!» Да, это так. Свирепый, человеконенавистнический национализм, стремление силой возвысить свою этническую группу над другими народами, пролить во имя этой бредовой и мерзкой идеи океаны крови, найти «теоретические оправдания» массовой резне — эти приемчики не исчезли и после того, как войска Объединенных Наций повергли в руины германские города, когда Красная Армия подняла флаг над поверженным рейхстагом, когда перестали дымить освенцимские печи и заросли травой ямы Тростенца, когда Гитлер пустил себе пулю в лоб, а Геббельс отравил крысиным ядом своих детей. Потихоньку, потихоньку, но метастазы национализма и фашизма сначала робко, а потом все более явственно стали проникать в тело человечества, напоминая о себе то маршем эсэсовцев в Риге, то восхвалением дивизии Галичина, то немыслимым, казалось бы, водружением в Москве (!) памятника эсэсовскому генералу Паннвицу (памятник вскоре ликвидировали, но сам этот факт говорит об универсальности проявления нацизма в самых неожиданных ситуациях). Отравленные семена проникают в молодежную среду, об этом свидетельствует массовое появление вполне нацистских группировок среди так называемых «футбольных фанов», они гнездятся в гнуснейших книжках, которые заполнены (в том числе и в Минске), где возвеличиваются каратели «бандитами». И это в то время, когда приближается 70-летие Великой Победы Советского народа над фашистской Германией 1941-1945 гг.
Трагичесие события в Украине среди прочих больших и малых уроков дают нам понимание того, к чему приводит фальсификация истории и лакировка таких персон, как Шухевич, Бандера, Мельник и других, на совести которых кровь тысяч и тысяч невинных людей. Немало крови эти пламенные «украинские патриоты» пролили и в наших краях. Но многое ли знает об этом времени белорусская молодежь? Если о Бандере еще кто-то что-то слышал, то кто знает о сотнике Яроше из охраны лагеря советских военнопленных в Лесном, что под Сновом? Он самолично убил десятки пленных красноармейцев. И таких одетых в германскую форму с «трезубом» на рукаве, были десятки тысяч. Объединенные в карательные батальоны (людей в Хатыни жег, например, 118-й украинский батальон, а что мы знаем об остальных ста семнадцати, которые тоже жгли, убивали и вешали в оккупированной Белоруссии?), они охраняли лагеря, гетто, убивали женщин и детей, бесчинствовали в тылах вермахта.
Это очень больная тема.
Сейчас весь мир готовится к 70-летию окончания Второй мировой войны, событие значимое для всего мира. К сожалению, 70 лет мы мечтали, что война больше не повторится и стремились к сохранению памяти, воспитанию в обществе негативного отношения к войне. То, что происходит в настоящее время на Украине, особенно больно переживаемо нами, бывшими узниками фашизма. И сегодня все мы, собравшиеся в Иркутске, должны принять обращение ко всем правительствам заинтересованных стран с требованиями принять все возможные меры скорейшего прекращения военных действий на территории Украины. Дети Второй мировой войны должны сказать свое «нет» войне в Украине.
Мы, белорусы, живущие на земле, пропитанной кровью невинно убиенных жертв фашизма, не должны допустить даже малейшей толики подобного… И мы, пережившие ужасы войны, обращаясь к нашим детям, внукам, к новому поколению, повторяем слова поэта фронтовика Давида Самойлова: «Потому пробитое знамя с каждым годом для нас дороже. Хорошо, что случилось с нами, а не с теми, кто помоложе».
3 июля 2014 года наша республика отметила 70-летие со дня освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Указом Президента Республики Беларусь № 54 от 29 января 2014 года бывшие узники фашистских концлагерей, тюрем, гетто и иных мест принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в годы Второй мировой войны получили единовременную материальную помощь в размере 3,5 миллиона рублей. Указом Президента Республики Беларусь 10 января 2014 года № 14 им была вручена юбилейная медаль «70 год вызваления Рэспублики ад нямецка-фашысцких захопникау».
Еще раз выражаю сердечную благодарность организаторам, всем, кто оказал содействие в ходе подготовки и проведении международной встречи, всем участникам нашего мероприятия.
Желаю всем Вам и Вашим родным и близким крепкого здоровья, долгих счастливых лет, человеческого тепла, благополучия, удачи и мирного неба над Вашими странами и родными домами.
Сябры, аб мiры вы не толькi марце.
Давайце выкуем яму браню!
А я з юнацкiх год ужо на варце
I любы Край свой пiльна бараню!
